Юлия Латынина в своем последнем по времени выступлении на «Эхе» говорила, что «общественная жизнь Запада полностью доминируется неким конгломератом левых интеллектуалов, современной такой левой церковью, которая запрещает обсуждение этих вопросов и называет любое обсуждение этих вопросов фашизмом». «Эти вопросы» — это, среди прочего, криминальные иммигранты, ислам и корни терроризма. Далее Латынина рассказывает, как одному человеку — но с мощной организацией, оказывавшей давление, — Уэйну Уиллеру, удалось принудить США ввести сухой закон, хотя почти никто в стране этого не хотел, ни народ, ни политики.
«И вот сейчас то же самое, такие же группы давления имеют место в Европе. Есть альянс леваков, как я уже говорила. Что общего между протестом против ГМО, браками геев, глобальным потеплением и защитой прав исламистов-эмигрантов? На самом деле это все те же группы давления меньшинства, которые собираются вместе. Образовалось сообщество людей, которое называет себя мыслителями и интеллектуалами, но на самом деле являются попами, церковью, новой «церковью леваков». Образовалась целая группа людей, которым выгодна эмиграция. Это как политики, которые из эмигрантов, превращаемых ими в паразитов, в заведомых маргиналов, которые существуют на подачки со стороны государства и голосовать будут, соответственно, за этих левых политиков. Образовалась бюрократия, которая раздает эти подачки. Этим людям выгодно умножение числа эмигрантов, которые полностью от них зависят».
Весь мой сегодняшний рассказ — иллюстрация этой мысли. В Германии этот левацкий дискурс, шедший поначалу только от зеленых, сначала захватил и красных обоих мастей, а теперь вот уже и консервативный когда-то ХДС, причем сожрал его целиком и полностью, благодаря полной бесхребетности нашей Хозяйки медной горы.
Короче говоря, союз всех городских партий, от ХДС до Левой, постановил прикончить и Хюбнера, и всех, кто смеет поднимать неудобные темы.
Хюбнер призвал жителей города прийти и почтить память 17 жертв террора в Париже? Ах, он негодяй, да это ж он хочет примазаться и нажить себе политический капитал! То ли дело мы, мы не наживаем себе никакого капитала, зачем он нам, мы просто всегда следуем нашим левым догмам, и если факты противоречат этим догмам, то тем хуже для фактов! А еще хуже — для тех, кто осмеливается их констатировать. И вот союз меча и орала всех этих партий вкупе с всегда верными им церквями и профсозами призвал прийти ровно на ту же площадь, в то же самое время и сорвать наше шествие. А для этого (наверное, многие не знают) в Германии есть специальные громилы, своего рода штурмовики. Кучкуются они в компашках с названиями типа Antifa, Attack, «автономы», «антиглобалисты», «антидойче» и пр. В основном это молодые бездельники-социопаты левого толка, выродившиеся наследники хиппи, битников и панков, ненавидящие немецкое государство и устраивающие погромы на 1 мая, со сжиганием машин и мусорных баков, налетами на полицейских и бросанием в них коктейлей Молотова. Иногда они устраивают и мелкие теракты и диверсии, например, на железной дороге или обесточивая тот или иной район. Могут даже напасть на полицейский участок, как в Лейпциге. Весь цимес заключается в том, что государство само оплачивает этих агрессивных бездельников! И оплачивает за вполне конкретные услуги — активное топтание на контр-демонстрациях (аналогичных российским «путингам»), битье морд «правым» (начиная с ряженых неонациков из НДПГ и кончая любой реальной оппозицией нынешним властям), причем действуют они в точности по лекалам товарищей из СА, за что их и прозвали «красными штурмовиками».
На сей раз эти красные штурмовики стояли на площади с профсоюзными знаменами и профсоюзными же постерами, на которых было написано что-то вроде «Мы — Шарли, а вы — дерьмо!». Сборище их тоже называлось траурным шествием и формально тоже было посвящено памяти жертв, но никаких речей они не произносили вовсе, у них не было вообще ни одного оратора! Скорбеть по поводу жертв они и не думали. Все, что они делали, — не давали ничего делать нам, хотя наш митинг был разрешен и утвержден (да в Германии и невозможно запретить ни один митинг, но зато его можно сорвать!). И удавалось им это отлично, тем более, что было их примерно в 5 раз больше нашего, 400-500 антидемонстрантов на 80-100 приличных людей. Даже если повадками они сильно смахивали на обезьян в питомнике. У нас, кроме постеров с надписями «Мы — Шарли» на немецком и французском, четырех французских флагов, двух израильских и одного немецкого, больше ничего не было. Больше всего их бесил немецкий флаг в руках женщины по имени Хайди, которая держала также израильское и французское знамена, которые они постоянно пытались у нее вырвать, несмотря на наличие большого количества полицейских в полной экипировке и защитных шлемах.
Надо ли говорить, что никакого шествия у нас не получилось? Нам просто не дали выйти с площади. В зубах у штурмовиков были свистки, и как только Хюбнер брал микрофон, они тут же начинали его засвистывать, а вдобавок кто-то постоянно включал сирену. При этом они еще бешенно орали, обзывая нас фашистами и другими нехорошими словами, а в глазах была такая ярость и такое бешенство, что видно было, что товарищи работают не за страх, а за совесть. Но сирена меня окончательно вывела из себя, и я спросил стоящего рядом полицейского, почему он не прекратит это безобразие, ведь свобода слова в стране пока еще не отменена. «Вы имеете право говорить, они имеют право свистеть», — сказал он мне. «Да, но в Париже только что убили трех Ваших коллег, неужели Вы не чувствуете никакой солидарности с ними?», — попробовал я все-таки вызвать его на разговор. «В данный момент речь не идет о моих чувствах, а только о том, чтобы на сей раз как можно меньше моих коллег попало в больницы с побоями», — сказал он честно.
Омерзительная толкотня с воплями продолжалась около часа, и часть тех, кто пришел помянуть погибших, разошлась. Наконец, полиция решила, что пора все-таки и честь знать, и отделила нас от них, выделив нам пятачок перед костелом Катариненкирхе и окружив нас с трех сторон полицейским кордоном. Хюбнер, усталый и подавленный, снова начал произносить речь, а толпа вокруг продолжала бесноваться, но все-таки теперь мы его слышали. Потом мы образовали круг, взявшись за руки, а в центр круга Хайди положила французский и израильский флаги, встала перед ними на колени и начала молиться. Вот она:
Хюбнер объявил в свой мегафон две минуты молчания. Мы стояли молча, а толпа вокруг продолжала бесноваться. Слышны были вопли: «Никакой свободы нацистской пропаганде!», «Хайль Гитлер!», «Хайлиге нахт…» (начало рождественской песни), «Мы достанем вас всех!», «Германия, подохни!» и «Больше никакой Германии быть не должно!». Последние два вопля раздавались слева от меня, где стояли «антидойче», немецкие самоненавистники. Такие же, впрочем, закомплексованные извращенцы, как и их еврейские товарищи по несчастью.
«Поразительно все же, им наплевать на жертв, на демократию, на свободу слова и демонстраций, на все!», — удрученно сказал Хюбнер.
На этом неудавшееся «шествие» закончилось, но началось новое, ибо уйти было еще труднее, чем стоять на площади посреди этой толпы. Мы быстрым шагом пошли в сторону Дома и ратуши, со всех сторон окруженные полицейскими, а сзади и по бокам бежали штурмовики (как ни странно, не меньше половины — женского пола), они по-прежнему орали, фотографировали нас, бросали в нашу сторону яйца и бутылки и набрасывались на полицейских. Нам было категорически приказано свернуть знамена, но Патрик, молодой немец с подружкой, который шел рядом со мной, тем не менее то и дело брал у меня флаг и размахивал им перед ними, доводя их до бешенства. Были слышны крики «Вы от нас не уйдете!» и «Немецкая полиция защищает фашистов!». «Фашистом», надо думать, был я, было еще двое иностранцев азиатского происхождения, а также курд, который на площади попросил у меня израильский флаг и гордо размахивал им, говоря мне, что Израиль — друг Курдистана, а вот эти полоумные левые немцы, бежавшие за нами, совершенно искренне мнили себя антифашистами. Вспомнился Черчилль:
«Фашисты будущего не будут называть себя фашистами, наоборот, они назовут себя антифашистами».
Так мы дошли до ратхауса, который у нас называется Рёмер, потому что долгое время там короновались императоры Священной римской империи, а дальше ход нам был перерезан штурмовиками со всех сторон. Нам не оставалось ничего другого, кроме как зайти внутрь, в помещение депутатов от «Свободных избирателей», и пережидать погром там. А снаружи сброд продолжал буйствовать и швырять что-то в полицейских. Ратуша, официальное немецкое учреждение, главное в городе, было взято в осаду!!
Минут через 15 часть из нас решила все же попробовать уйти — через черный ход. Стоило нам выйти в переулок, как две стоявшие там девчонки заорали: «Вон они!» и побежали за подмогой. В общем, далеко мы не продвинулись, и вот уже вновь стояли в переулке, окруженные полицией спереди и сзади. Будем пробиваться к машинам, решили полицейские и, наконец, достали свои резиновые палки. Пробившись и заняв места в машинах, мы никак не могли выехать, толпа заблокировала выезд, а полицейские пытались его расчистить, там и сям вспыхивали драки. Последнее, что я увидел, были два штурмовика женского пола, кинувшие бутылку (возможно, с коктейлем Молотова, но она не взорвалась) и тут же набросившиеся на полицейского. Через 10 минут мы были на вокзале, где нас никто уже не ждал, и на этом все кончилось. А в Ганновере в аналогичной ситуации, говорят, кому-то проломили голову. И, конечно, ни одна газета ни о чем так и не сообщила. Написали только в двух словах, что прошел траурный митинг наших официальных партий и профсоюзов. А правду — об этой попытке погрома, до которого не дошло лишь благодаря слаженной работе большого количества полицейских, и об этих 12 оруэлловских десятиминутках ненависти на площади, погоне и осаде ратхауза написал лишь крупнейший в Европе (до 400 тысяч посещений в день) блог „Politically Incorrect“, одна из двух статей там моя.
Недавно на этом сайте кто-то объяснил, почему на митинги Pegida («Европейцы-патриоты против исламизации Запада») много людей приходит только в Дрездене: боятся! Боятся вот таких вот штурмовиков, боятся, что уволят с работы или устроят другие неприятности. И это несмотря на то, что по официальным данным, которые озвучивают из телевизора, 57% жителей страны считают ислам угрозой (а по неофициальным и по данным разных других опросов — и того больше). Но меньшинство успешно навязывает свои догмы большинству, причем навязывает всеми методами, от непрерывной телевизионной, газетной и радиопропаганды, индоктринации в школах и университетах, которую по масштабам можно сравнить с советской, до прямого запугивания инакомыслящих. А в Дрездене сразу стало приходить столько народу (по 17-18 тысяч, а в последний раз — не то 30, не то 40 тысяч!), что уже и не страшно.
Впрочем, в том же Дрездене в эти выходные церкви, профсоюзы и все тот же пресловутый блок коммунистов и беспартийных союз всех официозных партий вывел на улицы 35 тысяч человек. И вышли они в защиту мусульман и ислама, несмотря на то, что за день-другой до этого в Париже были зверски убиты «священные враги» мусульман — евреи и свободные карикатуристы. Но в том-то и беда, что после каждого теракта у нас начинают истерически бороться с исламофобией. Таким образом, исламисты и террористы моментально достигают своих целей и укрепляются в уверенности, что террором они быстро достигнут своих целей. Что же это за общество такое — больное, болезненно и панически трусливое, позволяющее любой сволочи себя запугать, навязать какие угодно бредовые догмы? Или это стокгольмский синдром? Помните, как в 2004-м году исламисты устроили 10 взрывов на мадридском вокзале? Тогда погибло почти 200 человек, больше 2000 были ранены. И какова была реакция? Через несколько дней состоялись выборы и неожиданно для всех был избран левак Сапатеро, лучший друг исламистов и Арафата, сам щеголявший в арафатке. Первым делом он заключил сепаратный мир с Аль-Каидой, милостью которой и был избран, и вывел войска из Ирака. Потом начал что есть сил «бороться за мир» на пару со своим другом Эрдоганом. Потом легализовал миллионы незаконных мигрантов, многие из которых были и мусульманами, и исламистами. Словом, выполнил и перевыполнил всю программу Аль-Каиды. Вот такие выводы, в лучшем духе эппизмента — политики умиротворения агрессоров Чемберлена-Даладье. Если б можно было облобызаться с Бин-Ладеном, он бы и с ним облобызался. Но страшен не он, страшно то большинство, что избирало его два раза подряд. Трусы с промытыми мозгами. Те же, что сидят у нас на телевидении и день-деньской показывают омерзительные рожи четверки парижских убийц по всем каналам. Для чего? Чтобы боялись? А почему бы хоть раз не показать вместо этого людей, погибших в кошерном магазине, сказать, кто они, откуда, как их зовут, как это делалось с дюжиной жертв «Шарли Эбдо». Назвать хотя бы их пол и возраст вместо того, чтобы обходиться фразой «четыре еврейских жертвы». Чего боятся? Что у людей возникнет слишком сильная идентификация с ними, чего доброго, еще и Израилю симпатизировать начнут, а он, гад, палестинский народ угнетает?
Вместо этого по всем каналам непрерывным потоком сыпятся заклинания, что террористы не имеют ровно никакого отношения к исламу. Хотя египетский публицист Хамед Абдель-Самад показал, что во всех школах ислама изображение пророка и святотатство не только в теории, но и на практике караются смертной казнью. А значит, террористы ничего противоречащего исламу не придумали. Не имеют отношения к исламу ни Аль-Каида, ни Боко Харам, ни Хамас, ни Хизболла, ни Фронт ан-Нусра, ни ИГИЛ, ни режим аятолл, ни гражданские войны и войны между суннитами и шиитами в доброй половине арабских стран, ни забивание камнями, ни «убийства чести», ни бесправие женщин в паранджах, ни многочисленные теракты, от которых только в прошлом году погибла 31 тысяча человек, и это не считая войн! Виноватые всегда находятся, то это Израиль, угнетающий несчастных палестинцев в «большой тюрьме под открытым небом», отчего и все остальные арабы такие воинственные, то «крестоносец» Буш и ужасы Гуантанамо, то «колониальная политика» западных стран, то отсутствие перспектив и безработица среди мусульман Запада, к чему они сами никакого отношения не имеют, словом, виноваты все, кроме… догадайтесь кого. И именно к ним, а не к 17 жертвам терактов, немецкий зомбоящик в эти дни страстно призывает проявить сочувствие. Именно к ним, которые не имеют ничего общего с другими мусульманами — теми, что оказались мусульманами по чистому недоразумению. Самозванцами, одним словом. Потому что ислам — это религия мира, а дедушка Ленин Мохаммед — это такой дед Мороз Христос, только с тюрбаном на голове. Но такой же добрый. А еще нам объясняют, что карикатуристы «Шарли» были хорошими и, рисуя Мохаммеда, отстаивали свободу слова, а демонстранты из PRO и PEGIDA, выходящие с этими же карикатурами на митинги, — злые фашисты, и им свобода слова не положена. Да и вообще зачем она? Глава МВД Томас де Мезьер договорился до того, что надо срочно изъять с ютьюба видео, на котором террористы расстреливают в Париже полицейского. Как будто изъяли — и не было ничего. Закрыл глаза, засунул голову в песок — и все прекрасно и жизнь не противоречит догмам. Помните, как в Союзе никогда не сообщали об авариях, катастрофах и падающих самолетах, и их как бы и не было. Точнее, они были только на проклятом Западе, в мире чистогана.
Ангела Меркель тоже действует вполне в духе Сапатеро и все больше сближается с величайшим демократом мира Эрдоганом. 12-го января она наконец заявила, что «ислам принадлежит Германии». Мусульмане давно требовали от нее этого заявления, и теперь вот пришло самое время об этом говорить! Да еще аккурат при встрече с «великим турецким демократом» Давутоглу! А джихад, шариат, отрубание конечностей, бесправие женщин, построение всемирного халифата — неотъемлемые части ислама, провозглашенные в коране, сурах и хадисах, — тоже, значит? Ислам принадлежит к Германии, а те 57% граждан страны, что считают его угрозой, — нет. Вот такая странная арифметика.
Но этого Меркель показалось мало, и она тут же добавила, что 13 января она и большинство членов её кабинета министров присоединятся к акции мусульманской общины в поддержку религиозной терпимости и против исламофобии, которая состоялась Берлине у Бранденбургских ворот. А ведь еще не так давно она присудила и собственноручно вручила премию за гражданское мужество датскому карикатуристу Курту Вестергаарду, осмелившемуся рисовать Мохаммеда и дважды чудом не поплатившегося за это жизнью. Сегодня она бы ему не то что премию не дала, но и заклеймила вместе с Пегидой. Ибо сегодня «нас» запугали, «мы» отступаем и требуется уже совершенно другое. Мало кто знает, что в ГДР Меркель (как пишет ее биограф Герд Ланггут) была секретарем комитета комсомола по идеологии. И это чувствуется.
Но до Франции нам, конечно, еще далеко. Там все подряд, кого ни возьми, — Шарли. Там арабы убивали евреев, поэтому логично, конечно, что президент Олланд пригласил на свой митинг Аббаса, а Нетаниягу, наоборот, просил не приезжать и не беспокоить. Логично также приглашение на митинг всех французских леваков, всегда горячо поддерживающих террористов и «мужественно» отстаивающих их права в Гуантанамо до последней капли слюны, и неприглашение Марин Ле Пен, предостерегавшую о последствиях исламизации и, как видим, оказавшуюся правой в этом вопросе. Но в целом уже ясно, что очередные теракты зададут новый тон повсеместной борьбе якобы объединенной Европы с… да, конечно, с исламофобией. С чем же ей еще бороться? Вот такие вот «Шарли», они же дети лейтенанта Шмидта…
Journal information