Среди писателей-пророков есть один настоящий чемпион, чьи прогнозы 30-летней давности (о трех "кольцах враждебности", Гениалиссимусе из КГБ, отце Звездонии и православно-патриотическом царстве Москореп) сбылись едва ли не полностью. Речь, разумеется, об антиутопии Владимира Войновича "Москва 2042".
"И вообще, что такое народ? И есть ли вообще разница между народом, населением, обществом, толпой, нацией или массами? И как называть миллионы людей, которые восторженно бегут за своими сумасшедшими вождями, неся их бесчисленные портреты и скандируя их безумные лозунги. Если ты хочешь сказать, что самое лучшее, что есть среди этих миллионов, - это и есть народ, то тогда ты должен признать, что народ состоит только из нескольких человек. Но если народ - это большинство, то я тебе должен сказать, что народ глупее одного человека. Увлечь одного человека идиотской идеей намного труднее, чем весь народ.".
В Москарепе произошло полное сращение партии и спецслужб, а сама партия называется КПГБ — Коммунистическая партия государственной безопасности. Все неудачи валят на предшественников-реформистов. Жителям Москарепа в обязательном порядке с детства вменяется любовь к Гениалиссимусу, его творениям, идеям и заслугам (в т.ч. в некоей "Великой Бурят-Монгольской войне" - и тут сразу вспоминаешь гибнущих в "Новороссии" бурятах). Весь авторитет Гениалиссимуса зиждется на победах в этой войне подобно тому, как авторитет Путина был завоеван на победе в чеченской войне. Режим существует за счет продажи на Запад "вторичного продукта" вместо кончившихся нефти и газа.
Cуществует даже своего рода интернет, только написанное дальше экрана собственного компьютера никуда не идет.
В 2012 году, еще до "Крышнама", Войнович давал интервью Радио Свобода:
"После того, как на информационных лентах появилась новость "Патриарх Кирилл освятил камень в основании храма при Академии ФСБ", корреспондент Радио Свобода не смог не обратиться к Владимиру Войновичу, автору антиутопии "Москва 2042", описывающей Московскую республику – Москореп, карикатурное тоталитарное общество, построенное на единстве госбезопасности, правящей партии и правящей же религии.
– Думали ли вы увидеть многое из того, что вы напророчили на 2042-ой год, уже в 2012 году?
– Да, всего 30 лет осталось до 42-го года... Честно говоря, не думал. Я описывал то будущее, которое - я надеялся - никогда не наступит, поскольку это была не утопия, а антиутопия. А теперь действительность, кажется, уже превосходит то, что я там написал. У меня там правит КПГБ – Коммунистическая партия государственной безопасности, и еще там есть пятиединство: государственность, безопасность, религиозность... Я слышал не раз, что нашего патриарха, кстати, называют отец Звездоний. Но та глупость и пошлость, которая становится сейчас знаменем нашего времени – этого ожидать было невозможно. Издаются какие-то дурацкие законы, идут какие-то чудовищные суды, вот этот пресловутый суд над Pussy Riot... Это все превосходит любую, даже не написанную сатиру".
http://www.svoboda.org/content/article/24663708.html
Эта выдающаяся книга, к сожалению, ни разу не была экранизирована, думаю, по многим причинам: и потому, что правители России узнали бы себя в ее героях, и потому, что канонизированного при жизни Солженицына высмеивать нельзя. "Чонкину" и "Коту средней пушистости", написанному совместно с Гориным, повезло больше. Ну, а мне поэтому остается цитировать только традиционным образом.
Это было время, когда наше правительство заигрывало с Западом, рассчитывало там что–нибудь купить и украсть...
- Дерьмократия! - рявкнул Симыч. - В демократии ничего хорошего нет. Если случается пожар, тогда все демократы и все плюралисты ищут того одного, который их выведет. Эти хваленые демократии уже давно разлагаются, гибнут, погрязли в роскошной жизни и порнографии. А нашему народу это не личит. Наш народ всегда выдвигает из своей среды одного того, который знает, куда идти.
Я смотрел на них с удивлением и даже с некоторой опаской. Мне показалось, что все они, может быть, от жары слегка тронулись.
- Виталий Никитич, услышал я озабоченный шепот. Вам тоже следует перезвездиться.
Как кто? - удивился Смерчев. Это и есть Иисус Христос.
- Но мы поклоняемся ему, завертелся и стукнул ногой отец Звездоний, - не как какому-то там сыну Божьему, а как первому коммунисту, великому предшественнику нашего Гениалиссимуса, о котором Христос правильно когда-то сказал: "Но идущий за мною сильнее меня!"
Я совершенно точно знал, что эти слова принадлежали не Христу, а Иоанну Крестителю, но на всякий случай возражать не стал.
Речь отца Звездония была пересыпана цитатами из Священного писания, которое, если верить батюшке, было сочинено Гениалиссимусом.
- Я спросил, что это - Первое Кольцо?
Тут же включился Смерчев и сказал, что коммунизм, построенный в пределах Большой Москвы, естественно, вызывает не только восхищение, но и зависть отдельных групп населения, живущего вовне. От этого, понятно, в отношениях комунян и людей, живущих за пределами Москорепа, возникают некоторая напряженность и даже враждебность, имеющие, как точно заметил Гениалиссимус, кольцеобразную структуру.
В Первое Кольцо враждебности входят советские республики, которые комуняне называют сыновними, во Второе братские социалистические страны и в Третье - вражеские, капиталистические.
- В обиходе, - объяснил мне Смерчев, - мы для краткости называем эти кольца Сыновнее Кольцо Враждебности, Братское Кольцо Враждебности, ну и, естественно, Вражеское Кольцо Враждебности. А еще чаще мы говорим просто: Первое Кольцо, Второе и Третье.
СОСТАВНЫЕ НАШЕГО ПЯТИЕДИНСТВА:
НАРОДНОСТЬ, ПАРТИЙНОСТЬ, РЕЛИГИОЗНОСТЬ, БДИТЕЛЬНОСТЬ
И ГОСБЕЗОПАСНОСТЬ!
Между тем вой быстро нарастал, и я увидел транспорт, знакомый мне по прошлой жизни. Мимо нас на огромной скорости, окруженная эскортом мотоциклистов и выкрикивая что-то по громкоговорителю, пронеслась с полыхающими мигалками длинная вереница автомобилей старой конструкции. Первая и вторая машины были похожи на "зилы" моего времени, но второй "зил" был соединен с идущим следом за ним черным автобусом красными и желтыми шлангами. За автобусом шел еще один "зил" с торчащими в разные стороны стволами пулеметов.
При проезде этой кавалькады все мои спутники перезвездились, а Смерчев вздохнул и шепнул мне благоговейно:
- Сам проехал!
- Кто сам? - переспросил я. - Гениалиссимус?
При этих моих словах Вася громко засмеялся, а Смерчев ответил очень серьезно:
- Ну что вы! Гениалиссимус сам не ездит. Это председатель Редакционной Комиссии.
Правила также указывали, что потребителям пунктов помыва запрещено:
- Мыться в верхней одежде.
- Играть на музыкальных инструментах.
- Отправлять естественные надобности.
- Портить коммунистическое имущество.
- Категорически запрещается разрешать возникающие конфликты с помощью шаек и других орудий помыва.
- Что вы! - успокоила меня она. - Доносы писать гораздо проще. Ничего такого особенного не надо выдумывать, а чего услышали, то и доносите. Кто где какой анекдот рассказал, кто как на него реагировал. Это же очень просто.
Я перевернулся на спину и стал думать. Господи, ну что ж это в самом деле такое? Почему, когда мне снится родина, со мной на ней происходит всегда что-то нехорошее, неприятное, от чего я хочу бежать и просыпаюсь в поту?
Я встал в очередь к прилавку и, двигаясь вместе со всеми, достиг вскоре вывешенного на стене меню, которое прочел с большим любопытством. Оно состояло из четырех блюд, перечисленных в таком порядке.
- Щи питательные "Лебедушка" на рисовом бульоне.
- Свинина вегетарианская витаминизированная "Прогресс" с гарниром из тушеной капусты.
- Кисель овсяный заварной "Гвардейский".
- Вода натуральная " Свежесть".
ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ ОРДЕНА ЛЕНИНА ПУБЛИЧНЫЙ ДОМ имени Н.К. КРУПСКОЙ
сексуальное обслуживание населения производится с 8.30 до 17.30, перерыв на обед с 13 до 14 часов.
Видя, что никто не спешит меня обслуживать, я стал рассматривать плакаты.
На них были изображены картины из повседневной деятельности работниц учреждения Встреча директора ГЭОЛПДИКа, дважды Героя Коммунистического труда, Заслуженного работника сексуальной культуры и члена Верховного Пятиугольника Венеры Михайловны Малофеевой с избирателями трудящимися Первого шарикоподшипникового завода Коллектив ГЭОЛПДИКа на уборке свеклы. На Первомайской демонстрации Сексинструктор 2-го класса Эротина Коренная читает лекцию "Гениалиссимус - наш любимый мужчина".
О тех временах она слышала только от своей бабушки, которая рассказывала, что генералы были все молодые, энергичные и все как на подбор красавцы.
Что, придя к власти, они решили немедленно покончить с бесхозяйственностью, бюрократизмом, взяточничеством, воровством, кумовством, местничеством, землячеством, ячеством, пустословием, славословием, суесловием, парадностью, пьянством, пустозвонством, ротозейством, головотяпством, стали усиливать производственную дисциплину и бороться за перевыполнение планов.
Они проявили много энергии, встречались с массами, выступали с речами, но больше всех трудился сам Гениалиссимус. Он разъезжал по всей стране и требовал увеличить добычу нефти, выплавку стали, урожайность хлопчатника, изучал проблемы яйценоскости кур-несушек и наблюдал за окотом овец.
А поскольку страна большая, за всем не усмотришь, он решил воспользоваться передовой техникой и стал совершать регулярные инспекционные облеты на космическом аппарате. И оттуда следил за передвижением войск, разработкой карьеров, вырубкой лесов, строительством отдельных объектов и добычей угля открытым способом. Он вникал во все. Иногда даже заметит, что рабочие где-то слишком долго перекуривают, и прямо из космоса шлет приказ начальника этих рабочих снять с работы, понизить в должности или отдать под суд. Или увидит, что какой-нибудь автомобиль превысил скорость или нарушил правила обгона, номер запишет и сообщает в автоинспекцию. (тут уже очень недалеко до путинской "Прямой линии")
Хотя очень четкого разграничения нет, но можно сказать, что комуняне повышенных потребностей сосредоточены в основном в первой Каке, общих потребностей - во второй.
В третьей Каке живут главным образом комуняне Самообеспечиваемых потребностей. Здесь, на периферии Москорепа, допускаются очень смелые экономические эксперименты. Комунянам третьей Каки разрешается выращивать на балконах овощи и мелких продуктивных животных: свиней, коз и овец. Если эти эксперименты будут признаны удачными, то возможно, положительный опыт периферий ных комунян будет распространен и на центральные Каки.
- Ну теперь, - сказал он несколько торжественно, - дайте вашу руку
и закройте глаза. И попробуйте включить ваше воображение. А потом,
когда глаза откроете, интересно будет сравнить то, что вы вообразили,
с тем, что увидели.
Предвкушая необычайное, я охотно включился в эту игру. Я честно
закрыл глаза и ведомый Дзержином за руку, прошел вперед, неуверенно
ставя ноги.
Дверь за моей спиной с грохотом затворилась.
Дзержин отпустил мою руку, и я попытался себе представить то
место, в котором я нахожусь. Я вообразил большой зал, освещенный
люминесцентными лампами. Множество отливающих зеленью экранов,
перемигивание разноцветных индикаторов и управляющих кнопками
молчаливых людей в белоснежных халатах.
- Откройте глаза! - приказал Дзержин Гаврилович.
Я думаю, каждому из вас знакомо ощущение, когда вы идете в темноте
по лестнице и думаете, что там есть еще одна ступенька, и уверенно
ставите ногу, а там никакой ступеньки нет. Даже если вы при этом не
ломаете и не подворачиваете ногу, ощущение премерзкое.
Так вот, представьте себе мое ощущение, когда я открыл глаза и
увидел, что в небольшой комнате, освещенной только одной голой
лампочкой свечей не больше чем в сорок, нет не то что компьютера или
чего-нибудь в этом роде, но даже и табуретки. Только корявые стены из
плохо побеленного кирпича да торчащий из одной стены пучок проводов с
голыми концами.
- Что это? - спросил я, совершенно ошарашенный.
- Это и есть мое гениальное изобретение, - сказал Сиромахин,
усмехаясь самодовольно.
- Вы хотите сказать, что здесь нет никакого компьютера?
- Я вообще ничего не хочу сказать, - пожал плечами Сиромахин. -
По-моему, то, что вы видите, или, точнее сказать, то, чего вы не
видите, ни в каких словах не нуждается.
- Нет, ну послушайте, - сказал я взволнованно, - я чего-то
все-таки не понимаю. Неужели это значит, что все то, что пишут ваши
сержанты, нигде никак не фиксируется?
- Очень хорошее слово вы нашли, - обрадовался Дзержин. - Именно
ничто нигде не фиксируется. Прекрасное, точное, очень хорошее
определение: не фиксируется.
- Но сержанты об этом ничего не знают?
- Ну, дорогуша, зачем же вы так плохо о них думаете? Наше общество
интересно тем, что все всё знают, но все делают вид, что никто ничего
не знает. Понятно?
- Ничего не понятно, - признался я.
- Ну хорошо, попробую объяснить. Насколько мне известно, в ваши
времена существовали, грубо говоря, две категории писателей. Писатели,
которых люди хотели читать, и писатели, которых люди читать не хотели.
Но тех, которых люди хотели читать, не печатали, а тех, которых
печатали, никто не читал. Правильно?
- Ну да, - сказал я неуверенно. - Это было, конечно, не совсем
так, но в общих чертах...
- А я в общих чертах именно и говорю, - сказал Дзержин. - Ну так
вот. Тогдашние коррупционисты выбрали совершенно неправильную,
непродуманную, прямо скажем, недальновидную тактику. Одних писателей
они запрещали и тем самым создавали им дешевую популярность и
возбуждали еще больший интерес к их писаниям. Других, напротив,
издавали огромными тиражами, но совершенно бессмысленно, потому что их
никто не читал. Расходовалось огромное количество бумаги и денег. Ну
сами себе представьте. В ваше время для того, чтобы заплатить
правильному писателю тысячу рублей, надо было истратить по крайней
мере сто тысяч на издание его книги. А сколько уходило бумаги? Ужас!
Теперь положение значительно упростилось. Мы теперь практически всем
писателям разрешаем писать все, что они хотят. Вот, например, у нас
есть такой Охламонов.
- Да-да, - сказал я охотно. - Я на него обратил внимание.
- Естественно. На него трудно не обратить внимание. Вы думаете, он
что пишет?
- Право, затрудняюсь сказать, - замялся я, - но вид у него такой,
я бы сказал, вдохновенный.
- Ну еще бы, - усмехнулся Дзержин. - Все сумасшедшие вдохновенны.
Так вот, этот вдохновенный все время пишет одно и то же: "Долой
Гениалиссимуса! Долой Гениалиссимуса! Долой Гениалиссимуса!" И так
каждый день по восемь часов подряд.
- И вы это знаете и терпите? - спросил я изумленно.
- Ну конечно, если бы это было на бумаге, мы бы вряд ли стерпели,
но мое изобретение помогает нам смотреть на такие вещи сквозь пальцы.
- Слушайте, - сказал я, потрясенный, - но если все писатели знают
или хотя бы догадываются, что то, что они пишут, никуда не идет, зачем
они это делают?
- Ах, дорогуша, - устало улыбнулся Дзержин. - Вы же сами знаете,
что есть такие люди, которым лишь бы что-то писать. А что из этого
получается, им совершенно неважно.
Наше общество интересно тем, что все все знают, но все делают вид, что никто ничего не знает. Понятно?
Не далее как вчера, например, неизвестными злоумышленниками прямо под памятником Научных Открытий Гениалиссимуса была наложена огромная куча вторичного продукта и к ней была приложена записка: "Наш подарок Гениалиссимусу".
- О Гена, какое кощунство! - воскликнул отец Звездоний и, подняв глаза к портрету Гениалиссимуса, истово перезвездился. Другие сделали то же самое, и я последовал их примеру.
- И по размеру кучи, - продолжал Смерчев, - ясно, что это действовал не какой- нибудь одиночка, а целая организация. И само собой, записка была подписана известным словом из трех букв.
Откровенно говоря, я просто не понимаю, как это можно. Люди еще вчера прославляли коммунизм, клялись в верности Гениалиссимусу, восторгались каждым его словом. А сегодня они крушат его памятники, сжигают портреты и толпами переходят на сторону Серафима.
Неужели все их славословия и клятвы в вечной преданности были всего лишь массовым лицемерием?
Твой Симыч пытался закидать коммунизм своими глыбами и в конце концов спрятался в морозильнике. А никто не понимал такой простой вещи, что для того, чтобы разрушить коммунизм, надо его построить.
Россия объявляется Единой и неделимой Империей с монархической формой правления. Деление Империи на республики отменяется. Основной административной единицей на местах является губерния во главе с назначенным Нами губернатором.
- А тебя они, значит, оставили на прежней работе? - спросил я. - Потому что выяснили, что ты был симитом?
- Нет, не поэтому, - сказал он. - А потому что им такие специалисты, как я, нужны. И не только им. Любому режиму. Ты хоть какую революцию произведи, а потом результат ее надо кому-нибудь охранять. А кто это будет делать? Каждого из нас в отдельности можно заменить, а всех вместе никак нельзя, других не наберешь.
У двери, обитой черным дерматином, усатый секретарь медленно и тупо тыкал в клавиши пишущей машинки "Олимпия" заскорузлыми пальцами. Над ним висело изображенное расторопным художником большое панно, изображавшее въезд царя Серафима в столицу.
Толпы народа, восторженные лица, и Серафим, склонившись с лошади, гладит поднятого к нему счастливой матерью счастливого младенца. (и целует в животик)
Journal information