«Ольга Форш подошла к Алексею Толстому и что-то сделала. Алексей Толстой тоже что-то сделал. Тут Константин Федин и Валентин Стенич выскочили на двор и принялись разыскивать подходящий камень. Камня они не нашли, но нашли лопату. Этой лопатой Константин Федин съездил Ольге Форш по морде. Тогда Алексей Толстой разделся голым и, выйдя на Фонтанку, стал ржать по-лошадиному. Все говорили: „Вот ржет крупный современный писатель“. И никто Алексея Толстого не тронул».
Даниил Хармс
Даниил Хармс
Посудите сами: если не считать Карабаса Барабаса, худрука кукольного театра, мастера сцены и доктора кукольных наук, ставившего смелые экспериментальные спектакли на грани жанров, комедии и боевика, а также трактирщика, единственным трудовым элементом в этом произведении является синьор Дуремар. Пожалуй, это также единственный благородный человек в этой сказке.
Причем труд его не просто тяжелый, а крайне тяжелый, и очень благородный. С грязными и мокрыми ногами он рыщет по болотам и собирает лечебных пиявок, помогающих людям от множества болезней. В болотах его кусают клещи и малярийные комары, он претерпевает моббинг и троллинг от наглых лягушек (которые сами ни черта не делают и чужой труд не уважают), а из-за вечно мокрых ног ему постоянно грозят грипп, ОРЗ, малярия и воспаление легких, и это в 19-м веке, при отсутствии нормальной медицины, когда от любой болезни умирали на раз. Зарабатывает он, как пишет сам Толстой, очень плохо, постоянно голоден, жить ему осталось не долго, но при этом он благородно и самоотверженно спасает множество людей!!! При этом обладая превосходным вокалом, мастерски овладев секретами маркетинга и занимаясь художественной самодеятельностью, а также нежно любя животных и живя в гармонии с природой. У Толстого он, правда, в итоге устраивается в театр Буратино - мести полы и зажигать свечи.. Вы как хотите, но мне Дуремар напоминает Базарова и горьковского Данко, он так и просится в ЖЗЛ.
В сказке ему противопоставлен якобы глубоко положительный герой - закоренелый тунеядец папа Карло.
Семьи он не завел, живет в каморке со сверчком и крысой Шушарой.
Карло - шарманщик, т.е. беспримерный бездельник, не научился даже играть ни на одном инструменте, он умеет только крутить ручку шарманки, т.е. бить баклуши. Шарманка всегда играет одну и ту же короткую и набившую оскомину примитивную мелодию, тысячу раз в день, т.е. он заездил этой мелодией своих сограждан по ушам так, что мама дорогая! Лучше б брал с собой сверчка для кипеша, и то б веселее было.
Впрочем, когда мы знакомимся с этим героем, шарманка его уже сломана, кроме как крутить ручку, он ничего делать не умеет, починить ее не может, а потому приходит в гости к своему собутыльнику Джузеппе, хроническому алкоголику со всеми признаками белой горячки, в стремлении стибрить у него что-то съестное, но Джузеппе дает ему только полено (точнее, подло подкидывает дьявольскую мерзость, чертовщину, которой сам испугался, вот какой это "друг"!).
Извольте цитату:
"Сейчас Карло был уже стар и болен, и шарманка его давно сломалась.
- Ну а ты как живёшь, старина?
– Плохо, – ответил Карло. – Всё думаю – чем бы мне заработать на хлеб… Хоть бы ты мне помог, посоветовал бы, что ли…".
Доживя до старости, он даже идей не имеет насчет того, чем можно заняться!
Авось собутыльник подскажет, где б ему деньжат по-легкому срубить.
Затем он совершает, видимо, первое полезное дело в своей жизни: выстругивает куклу, становящуюся человечком, мерзким и нахальным, хулиганом и симулянтом, из-за которого Карло тут же попадает в полицейский участок.
Весьма странную жизнь ведет также Мальвина, крайне стервозное существо, оставившее сцену и с садистской назойливостью обучающее Буратино правилам аристократического этикета и в качестве наказания запирающее его в чулан с пауками и крысами), нечто среднее между графиней, проституткой и бандершей, на нее работает практически весь лес, причем как минимум сороку она заставляет даже воровать для себя (хотя и Артамон вряд ли добывал булки честным трудом):
"Звери снабжали её всем необходимым для жизни.
Крот приносил питательные коренья.
Мыши – сахар, сыр и кусочки колбасы.
Благородная собака пудель Артемон приносил булки.
Сорока воровала для неё на базаре шоколадные конфеты в серебряных бумажках.
Лягушки приносили в ореховых скорлупках лимонад.
Ястреб – жареную дичь.
Майские жуки – разные ягоды.
Бабочки – пыльцу с цветов, – пудриться.
Гусеницы выдавливали из себя пасту для чистки зубов и смазывания скрипящих дверей.
Ласточки уничтожали вблизи дома ос и комаров…".
Ну, не бандерша ли это чистой воды? А Артемон, боевой пес, который в свободное время гонялся за [ночными] бабочками, неужто покупал ей булки на свои кровные, а не отжимал их как рэкетир, крышуя булочников?
В этом страшном мире, где представители фауны, кот и лиса, вынуждены выдавать себя за инвалидов, а в итоге создают первую пирамиду "Поле чудес", еще до Мавроди, Листьева и Якубовича,
а деревянное полено - за человека, все перепутано самым трагическим образом. Семьи нет ни у одного персонажа, ни у отрицательного, ни у положительного, хотя у самого Толстого жен было целых четыре. Нет ни у кого и нормальных матримониальных устремлений, все - извращенцы: Мальвина - садистка и зоофилка, Пьеро - педофил и мазохист, и даже кот с лисой поддерживают садомазохистскую связь. Дети же тут появляются на свет методом стругания.
В финале Папа Карло Карлеоне, так и не сделав ничего полезного, сам становится Карабасом Барабасом и стрижет купоны с непонятно откуда взявшегося в подземелье в целости и сохранности механического кукольного театра, действие которого очень напоминает находящиеся в Эрмитаже английские часы с павлином.
Но по сути это та же шарманка: делать ничего не надо, показывай публике и стриги купоны. Учитывая его предыдущую "творческую деятельность", для этого у него есть все предпосылки. Очевидно, Буратино все-таки не зря закапывал свои золотые на Поле чудес в Стране дураков, эта пирамида таки принесла ему барыши, причем деньги он закопал там не свои, а карабасо-барабасовские (по другой версии, изложенной на детской пластинке, герои в качестве награды попадают в Советский Союз - и там им самое место!). Золотой ключик - это ведь тоже халява по типу емелиной щуки, золотой рыбки, от Поля чудес он ничем, по сути, не отличается.
Интересно, что перед попаданием Папы Карлеоне в подземный кукольный театр полицейские по наводке его будущего коллеги Карабаса собирались его арестовать, но когда он открывает собственный театр - прямо напротив карабасовского, очевидно, для переманивания клиентов, и при этом явно использует детский труд, то полиция его больше не арестовывает. Почему? Да потому, что он сует ей в лапу, как и Карабас! Буратино за убийство губернатора Лиса и двух полицейских ищеек тоже прощают, очевидно, по той же причине.
Теперь перейдем к аффтару этого произведения, который по большому счету и сам был таким Карлой, алкоголиком и халявщиком, и тоже попал в Советский Союз на невиданную халяву - у него был неограниченный счет в банке, который имели всего три человека в стране, две машины с личным водителем, на ВДНХ он мог выбирать себе лучшие ковры, которые после звонка Сталину привозили ему на дом, - ради этого он продал душу дьяволу, стал одним из главных советских пропагандонов и друзей вождя и со смаком описал "взятие Сталиным Царицына", будущего Сталинграда. Это был его золотой ключик. Современники Толстого рассказывали, что приезжавших в шикарный особняк советского классика гостей встречал старый слуга «красного графа», который говорил визитерам: «Их сиятельства нет дома, они уехали по делам в горком коммунистической партии».
И самое интересное: сказку про Буратино он украл у автора Пиноккио Карло Коллоди (а некоторые куски слямзены у Льюиса Кэррола). Первый перевод сказки Коллоди в России вышел в 1923 году под редакцией... Алексея Толстого. Написав своего Буратино в 1935 году, Толстой запретил издавать и переиздавать Коллоди, так что сказка про Пиноккио многие годы была совершенно неизвестной советской публике (хотя у Диснея в 1940 году вышел мультик про Пиноккио)! По словам Александра Белинского, «близкий к самым высоким правительственным кругам, Алексей Толстой добился, чтобы знаменитейший на весь мир „Пиноккио“ не переиздавался, а его, Толстого, „Буратино“ выходил огромнейшими тиражами и ставился во всех детских театрах, был дважды экранизирован, превратился в оперу, балет, мюзикл… Словом, маленький деревянный человечек добросовестно кормил графа-коммуниста при жизни, а после смерти — его вдову и многочисленных наследников». Для этого плагиатор, кроме сказки о Буратино, написал также соответствующую пьесу и сценарий художественного фильма, поставленного Птушко; Дуремара там сыграл Мартинсон:
В этот момент Толстой как раз возглавил Союз писателей вместо, по-видимому, отравленного гебней Горького, по любопытному совпадению - прототипа Буратино. Прототипом Карабаса стал Мейерхольд,
Всеволод Мейерхольд и Карабас-Барабас
А тут Карабас даже напоминает карикатуры "Штюрмера" и Кукрыниксов
Прозвище Барабас впервые употребляется драматургом Кристофером Марло в пьесе «Мальтийский жид». В этом произведении презренное лицо еврейской национальности Барабас предстает перед читателями настоящим злодеем. По другому мнению, Толстой не задумывался о рукописи своего коллеги по цеху, а имя антагониста восходит к библейскому Варавве – преступнику, освобожденному Понтием Пилатом.
Прототипом Дуремара был помощник Мейерхольда "Вальдемар" Соловьев, сексуально озабоченный стихоплет Пьеро - это Блок с его Прекрасной Дамой,
прототипом Мальвины (у Коллоди - лесная фея с лазурными волосами, имя "Мальвина" заимствовано у Пушкина с Жуковским) были жены Блока, Чехова и Горького и актриса Мария Бабанова, тут оценки расходятся. В любом случае это была женщина образованная, которая могла учить босяка Буратино-Горького читать и писать (попытка Буратино спастись от Карабаса-Барабаса на сосне — это «бегство» Горького на остров Капри; история получения Буратино денег от Карабаса и лишения их из-за преступных действий лисы Алисы и кота Базилио напоминает историю взаимоотношений Горького и его литературного агента Александра Парвуса-Гельфанда, с легкой руки Солженицына превращенного в дьявольского "демона революции" с правильным пятым пунктом).
У Дуремара, впрочем, тоже был и более непосредственный прототип: доктор-француз Жак Булемард, поселившийся в Москве в конце 19-го века, который применял нестандартный в те времена метод лечения. Лекарством от 100 болезней врачеватель считал пиявок. Этих червей забавный старик в летнюю пору собственноручно ловил на болоте, облачаясь в длинный балахон, спасающий от комаров, – в таком одеянии его долговязая фигура приобретала комичность. Необычный внешний вид неизменно привлекал внимание детворы, за что ребятишки, переиначив фамилию доктора, дразнили его Дуремаром. Мужчина этот стал настоящей городской достопримечательностью и постоянным гостем светских салонов: публика покатывалась со смеху, когда Жак показывал на себе правила лечения пиявками.
Прототипом Базилио послужил образ демонического кота с садистскими наклонностями, хотя про кота Бегемота тогда известно еще не было. Прототипами Карло и Джузеппе являлись Станиславский и Немирович-Данченко.
Константин Станиславский и Папа Карло
Добрый Карло Станиславский оказался лучше злого Карабаса-Мейерхольда с бородой (длинным шарфом), которого благополучно расстреляли, а жену после его ареста зарезали. Творческий конфликт между Станиславским и Мейерхольдом заключался в том, что первый давал артистам творческую свободу, а второй якобы со свирепостью Карабаса заставлял выполнять их свой творческий замысел и держал за марионеток.
Рабоче-крестьянскому графу, псевдоТолстому, он же Ляпис-Трубецкой, впрочем, тоже не долго довелось стричь жирные купоны с чужой сказки, в конце войны он умер от пьянства. Но дело его живет...
P.S. Забыл объяснить, почему "псевдограф". Мамаша евонная к моменту рождения сыночка ушла от мужа к А.А. Бострому, социалисту-марксисту и предводителю уездного дворянства, который весь его социализм-марксизм ничуть не мешал пороть своих крепостных. Развода ей никто не дал, а потому она стала "Анной Карениной" (хотя в девичестве была Тургеневой), страсти там кипели так, что граф Толстой выследил Бострома, когда тот ехал в поезде, и прострелил ему ногу. Был ли будущий предводитель Союзписа сыном Толстого или Бострома, достоверно не известно, Бунин, Гуль, Адамов, Варламов и Берберова, например, убеждены, что его отцом был Бостром. В любом случае факт, что до 16 лет Толстой носил именно его фамилию, а затем сообразил, что куда выгоднее быть графом да еще и Толстым, чем не графом и не Толстым, и выпросил у графа Толстого разрешение носить его фамилию и титул...
Journal information