Первоначально эта статья задумывалась несколько иначе, не дискуссионной, а скорее информационно-исторической. Но события последних дней, оставившие у меня крайне неприятный привкус, заставили изменить первоначальный замысел. Так бывает, когда люди, которых Вы привыкли уважать и чьим мнением дорожите, вдруг совершают нечто такое, что вызывает за них жгучий стыд и острое неприятие.
Первым из этих людей является Михаэль Штюрценбергер, заместитель председателя партии "Свобода", глава баварского отделения этой партии, бывший спикер дочери Франца-Йозефа Штраусса и баварской министерши Моники Хольмайер, талантливый публицист, борец с исламом, друг Гирта Вильдерса и Израиля (что важно знать в контексте данной темы). Его непримиримая позиция по отношению к исламу, который он считает нужным запретить на территории Германии, привела к расколу в партии и выбыванию из нее целого крыла партии во главе с Кристианом Юнгом (я писал об этом здесь).
Второй - известнейший, талантливейший и остроумнейший немецкий писатель-публицист и теледокументалист, высмеивающий пацифистские, юдофобские и исламофильские настроения и потому вызывающий к себе дикую ненависть всего левого и исламского лагеря, по происхождению - польский еврей, Генрик Модест Бродер, с которым я состоял некоторое время в эпизодической переписке. Случай, описываемый ниже, - первый, когда я с обоими категорически не согласен.
Знаменитая Пощечина
Как я уже писал, кандидатом в президенты Германии сразу от четырех парламентских партий на досрочных выборах 18 марта стал Йоахим Гаук. Левая партия выдвинула собственного кандидата на этот пост. Это 73-летняя немецкая журналистка и известная "охотница за нацистами" Беате Кларсфельд. Она-то и является героиней этой статьи и одновременно камнем преткновения.
Беата Кларсфельд, урожденная Кюнцель, довольно знаменита, и не только в Германии и Франции, куда она приехала в 1960 году работать в качестве Au-pair, а затем секретаршей в одной немецко-французской молодежной организации.
С этой должности ее уволили, когда она напечатала в газете статью, направленную против бундесканцлера Кизингера - бывшего высокопоставленного нациста, пропагандистского деятеля риббентроповского МИДа, отвечавшего среди прочего за координацию с Геббельсом. В правлении организации сидели бывшие нацисты. Эта неудача не сломила ее, напротив, с этого момента Беате решила посвятить свою жизнь борьбе с бывшими нацистами, разгуливавшими на свободе. Первым почувствовал на себе ее хватку тот же самый Курт-Георг Кизингер. О его прошлом Беате узнала из прессы, а в мае 1968 года заказала независимую экспертизу о его деятельности в годы войны у историка Ханса Буххайма.
Канцлер Кизингер сразу после получения пощечины
Вслед за этим она появилась в Бундестаге и во время речи Кизингера закричала ему: "Наци, убирайся в отставку!". После этого ее арестовали и отправили в участок, но к вечеру выпустили. В следующий раз она появилась 7 ноября того же года на съезде ХДС, тайком пробралась к трибуне, сзади подошла к Кизингеру и окликнула его. Когда он повернулся, Беате Кларсфельд со словами "Наци! наци!" нанесла ему звонкую пощечину, которая вошла в историю.
На этот раз ей устроили быстрый процесс и приговорили к году тюрьмы. Однако благодаря международным протестам срок вскоре заменили на условный. К тому времени Беате Кларсфельд была замужем за сыном румынских евреев и гражданином Франции Сержем Кларсфельдом, адвокатом и историком, на многие годы ставшим не только ее мужем и отцом двух ее детей (старший сын Арно-Давид является сейчас личным советником Саркози), но и соратником по борьбе. От него она узнала то, что от нее скрывали, когда она училась в школе, как говорит сама Беате Кларсфельд, и о чем в те времена в Германии не принято было вслух говорить и писать. Отец Сержа погиб в Освенциме; перед арестом он успел спрятать жену и детей в узком проеме между стеной и шкафом, где подручные Алоиза Бруннера (того самого, будущего заместителя Эйхмана, после войны спрятавшегося в Сирии и работавшего на спецслужбы Хафиза Асада) их не нашли, а сам вышел навстречу эсэсовцам и убедил их, что кроме него в квартире никого нет. Так Арно Кларсфельд спас свою семью ценой собственной жизни.
Серж и Беате Кларсфельд в Иерусалиме
Когда Беате после тюрьмы возвратилась в Париж, в подарок она получила 50 алых роз от знаменитого писателя Генриха Бёлля.
Бездарный писака (несмотря на свою смехотворную нобелевку в 2005 году) и клоун с юдофобским душком писатель Гюнтер Грасс, которого Штюрценбергер в указанной выше статье представляет как чуть ли не соратника Кларсфельд, поскольку он тоже выступал против Кизингера, подверг Бёлля критике за этот поступок, после чего Белль демонстративно прислал Беате еще 50 роз. Генрих Белль воевал на восточном фронте и описывал свои военные переживания с беспощадной точностью (за что тоже получил нобелевку, но не липовую, а настоящую). Грасс же служил в Ваффен-СС и скрывал свое эсэсовское прошлое до 2005 года, нагло лгал, что этого никогда не было и стал чуть ли не главным резонером левой тусовки, поучая всех и вся.
Вскоре после тех памятных событий 1968 года, а именно в 1969 году, прошли выборы в Бундестаг. Мелкая леворадикальная партия "Акция демократического прогресса" выдвинула Беате Кларсфельд кандидатом в одном округе с Кизингером. Это стоило ему множества голосов на выборах, на которых ХДС не сумела достичь абсолютного большинства и лишилась благосклонности СвДП, перешедшего на сторону СДПГ, войдя с нею в коалицию, после чего Кизингер потерял и пост председателя собственной партии.
Клаус Барби, Курт Лишка и компания
Пощечина Кизингеру была самым эффектным поступком Кларсфельд, однако отнюдь не главным. Более того, Беате Кларсфельд и ее мужу удалось вывести на чистую воду стольких нацистов, добившись их депортации и судов над ними в Германии и Франции, что меня просто поражает, почему пресса всегда так много внимания уделяла работе Симона Визенталя и так мало - работе супругов Кларсфельд.
Удостоилась Беате Кларсфельд и горячей признательности и дружбы со стороны еще одной весьма знаменитой немецкой антифашистки - Марлен Дитрих, о чем речь ниже. Но произошло это после самого громкого дела четы Кларсфельд, которое они считали главным в своей жизни: Беата и Серж в течение 15 лет выслеживали бывшего шефа гестапо в Лионе Клауса Барби, выследили его в 1972 году в Боливии и добились выдачи "лионского мясника" из Боливии во Францию, где он предстал перед судом. Когда боливийские власти отказывались его выдавать, Беате приехала в Ла-Пас и приковала себя цепью перед бюро Барби. Затем она связалась с бывшим соратником Че Гевары писателем Режи Дебреем, и вместе они начали оказывать давление на президента Франции Миттерана, чтобы он потребовал выдачи Барби; с Дебреем же она планировала и похитить Барби, когда вопрос с выдачей застрял на много лет.
Клаус Барби вступил в СС в 1934 году. В 1941-42 годах был членом отдела по еврейским вопросам в Гааге. В ноябре 1942 года Барби занял пост начальника гестапо в Лионе, руководил IV секцией полиции и служб безопасности.
До 1944 года Барби был ответственным за пытки и убийства активистов Сопротивления. Ему были инкриминированы массовые убийства в Сен-Жени-Лаваль, депортация еврейских детей Изье, а также массовые расстрелы в тюрьме Монлюк. Клаус Барби отличался крайней жестокостью. Незадолго до окончания войны он переехал в Германию.
В 1947 году Барби стал агентом американской армейской разведки CIC. В 1951 году эмигрировал в Боливию под именем Клауса Альтманна и получил там гражданство. В ноябре 1952 года Барби был заочно приговорен к смерти за преступления против мирного населения и активистов движения Сопротивления в Юрских горах. В ноябре 1954 года Барби был еще раз приговорен к смерти за массовые убийства в Сен-Жени-Лавале и расстрелы в тюрьме Монлюк. После войны Барби, помимо работы на CIC, стал еще агентом западногерманской разведки BND по кличке "Адлер" ("Орел"), которая и помогала ему скрываться. Что и неудивительно: BND была создана после войны из бывших работников SD
бывшим шефом гитлеровской контрразведки Райнхардом Геленом, после войны перевербованным ЦРУ и возглавлявшим BND до 1968 года; сотрудничество BND с Барби продолжалось до 1967 года, когда он получил от этой спецслужбы выходное пособие в 1000 марок.
По инициативе Беате и Сержа Кларсфельд в Изье был сооружен мемориал еврейским детям - жертвам нацизма. Они выпустили также серию книг, среди которых была Книга памяти, в которую занесены имена 80 тысяч жертв преследования евреев во Франции в годы нацизма, они опубликовали фотографии 11400 депортированных еврейских детей и сумели убедить руководство французской железной дороги провести передвижную выставку, посвященную депортации евреев в лагеря смерти, на 18 вокзалах Франции. Как ни странно, гораздо труднее оказалось организовать подобную выставку в Германии, шеф железнодорожного ведомства Хартмут Мехдорн много лет противился этому, то выдвигая в качестве предлога соображения безопасности, то утверждая, что выставка должна проходить в железнодорожном музее в Нюрнберге, а жующим на ходу пассажирам, дескать, не до этого, но в конце концов вынужден был сдаться.
Поимка Клауса Барби считается самой успешной операцией четы Кларсфельд, но были у них и другие акции, еще более опасные. Так супруги предприняли попытку похитить и перевезти в Париж, чтобы предать в руки французской юстиции, нацистского преступника Курта Лишку, ответственного за депортацию в лагеря смерти 76 тысяч французских евреев. Оберштурмбанфюрер Лишка с 1935 года был главой еврейского отдела берлинского гестапо, работая на пару с Генрихом Мюллером (тем самым, из "17 мгновений весны"), затем - главой кельнского гестапо, а после оккупации Франции - главой парижского Зипо, СД и гестапо, занимавшихся депортацией евреев, тем не менее, до 1979 года он спокойно разгуливал на свободе, работал прокуристом в Кельне под собственной фамилией, хотя во Франции был заочно приговорен к пожизненному заключению. Разгуливали на свободе и другие нацистские преступники, многие из них входили и в госаппарат.
Попытка похищения Лишки не увенчалась успехом. Вначале она сорвалась из-за большого количества прохожих перед его домом; во второй раз Серж Кларсфельд со своим приятелем схватили Лишку под руки и пытались засунуть его в машину (по неопытности они арендовали двухдверную вместо четырехдверной), третий сообщник огрел Лишку палкой по голове, однако похитители недооценили силу двухметрового гиганта, которому удалось вырваться и вызвать полицейского, после чего незадачливые похитители ударились в бегство. "Все-таки мы не моссадовцы", улыбалась Беате Кларсфельд, вспоминая эту историю. Вернувшись в Париж, Беате публично взяла на себя ответственность за попытку похищения. После этого в немецкой прессе начали появляться статьи о Лишке, но уголовное дело было открыто в Кельне не на него, а на нее.
Тогда Беате сделала очередной неожиданный ход: добровольно явилась в кельнскую прокуратуру с папкой документов о преступлениях Лишки и в сопровождении жертвы Лишки - бывшего узника концлагеря Рафаэля Файгельзона в лагерной робе - и заявила: либо вы арестовываете его, либо меня. Прокуроры предпочли второй вариант и быстро впаяли ей два месяца тюремного заключения (вообще нелишне отметить, что все суды и следствия над Кларсфельд проходили мгновенно, за считанные дни, в отличие от возбужденных ею и ее мужем судебных дел против нацистских палачей, которые тянулись годами и частенько втихомолку закрывались). На свободу она вышла через две недели, благодаря помощи того же Бродера, сумевшего подключить к делу ее освобождения каких-то своих знакомых, поднявших волну протеста. Правда, Беате не хотела уходить из тюрьмы, желая быть живым укором для тех, кто творил несправедливость, и именно это, как ни странно, ставит ей в укор Бродер в своей статье, несмотря на то, что расчет Кларсфельд полностью оправдался: в мировой прессе появились статьи, авторы которых возмущались тем, что нацистские преступники разгуливают на свободе в Германии.
Беате Кларсфельд на демонстрации в Кельне
Первое, что сделала Беате Кларсфельд, выйдя на свободу, - сначала вместе с Сержем устроила демонстрацию перед прокуристской конторой Лишки в Кельне, нарисовав на воротах его канцелярии свастику,
Демонстрация протеста перед бюро Лишки в Кельне
а затем привезла в Кельн и вывела на демонстрацию перед кельнским судом французских евреев - родственников жертв Лишки. Это второй момент, вменяемый ей в вину Бродером, утверждающим, что она-де больше всего хотела прославиться; что когда ту демонстрацию разогнала полиция и один из евреев был ранен, то он, Бродер, хотел сразу отвезти раненого в больницу, а Беате Кларсфельд заявила, что пусть сначала фоторепортеры зафиксируют на пленку, "что они с нами делают".
Даже если это было так, то на пользу дела это очень даже пошло. Более того, именно тогда дело и сдвинулось с мертвой точки. Репутация Германии оказалась подмоченной на глазах у всего мира, а ГДРвские пропагандисты не преминули раздуть это обстоятельство в собственных целях. При этом параграф 16 Основного закона ФРГ запрещал Германии выдачу собственных граждан под юрисдикцию других стран, но благодаря кампании, организованной Кларсфельдами, Германия и Франция подписали дополнительное соглашение, как раз и позволившее немецким прокурорам открыть следствие против Лишки (это соглашение негласно называли тогда "законом Кларсфельд", "Lex Klarsfeld"). Правда, это соглашение хоть и было подписано в 1971 году, два года мурыжилось в Бундестаге и еще два года в МИДе, и лишь после этого в 1975 году оно было ратифицировано, причем и тогда блок ХДС/ХСС голосовал против. От ратификации соглашения до депортации Лишки прошло еще 4 года. Однако эти жернова истории тронулись хотя и со скрипом, но отнюдь не сами:
"То, что Курт Лишка и его коллеги по СС Герберт Хаген и Эрнст Хайнрихзон все-таки попали в 1979 году на скамью подсудимых и в 1980 году были приговорены к длительным тюремным срокам, произошло действительно в первую благодаря невероятной настойчивости Беате Кларсфельд и работавшего на заднем плане Сержа", - признает Бродер в той же самой статье, в которой упрекает Беате Кларсфельд в том, что она делала это ради славы (хотя сам Бродер еще больше любит привлекать внимание к своей персоне разного рода эпатажем вроде самовыдвижения на пост "главного еврея" Германии, куда непременно берут человека поскушнее его, причем делает он это весьма талантливо, но должен все же думать о том, что такое же обвинение в желании славы легко можно выдвинуть и против него самого).
Итак, благодаря настойчивости Кларсфельдов Лишка все же предстал перед французским судом в 1979 году. Адвокатом обвинения выступил сам Серж Кларсфельд, представлявший интересы нескольких сотен родственников жертв. Вместе с Лишкой были выданы Франции и предстали перед судом и два других высокопоставленных эсэсовца (четвертого их подельника, Хельмута Кнохена, заочно приговоренного парижским судом к смертной казни, депортировать во Францию так и не удалось и он спокойно умер своей смертью в собственном доме в Оффенбахе).
Одним из этих двоих был Эрнст Хайнрихзон, на тот момент - бургомистр баварского Бюргштадта, в годы Холокоста - работник еврейского отдела СС, а затем подручный Лишки в Париже (в Зипо и СД) и член Комитета по депортации евреев из Франции. Случайно спасшаяся французская еврейка Мари Хуссон, имевшая дело с Хайнрихзоном, описывала его как редкого садиста.
На суде Хайнрихзон, как и другие обвиняемые, заявлял, что понятия не имел, куда отправляют депортированных евреев. На вопрос судьи, как он представлял себе дальнейшую судьбу детей, отправленных им в Освенцим, заявил, что "думал, что их просто хотят воссоединить с родителями". А пересыльные лагеря он посещал "исключительно с целью улучшить там условия содержания".
Второй высокопоставленный эсэсовец и подручный Лишки, бывший штурмбанфюрер СС Герберт Мартин Хаген, после войны стал управляющим делами машиностроительного завода в Варштайне. В годы войны он был личным референтом начальника СС северной Франции и Бельгии. В еврейский отдел СД Генриха Гиммлера Хаген попал еще в 1936 году, а в 1937 году возглавил его. Когда в начале 1940 года все еврейские вопросы, которыми занимались СД и гестапо, были объединены под руководством Эйхмана в особом управлении - Reichssicherheitshauptamt (RSHA), Хаген возглавил один из отделов этого управления (как ни смешно, этот отдел, словно в издевку, назывался "Еврейство и антисемитизм"). В июне 1940 года его откомандировали в Париж в помощь Лишке. Это ничуть не помешало ему, как и двум его подельникам, заявить на суде, что они ничего не знали о дальнейшей судьбе депортированных ими евреев и [b]даже не догадывались о том, что евреев будут убивать[/b]. Интересно, что когда в декабре 1941 года по приказу Лишки в Париже была арестована и взята в заложники тысяча евреев, никто иной как сам Лишка начал строчить депеши в Берлин, требуя их скорейшей отправки в концлагеря, поскольку "нам мешают работать, ходатуйствуя то за одного, то за другого заложника". Через 4 недели все заложники были уже в Освенциме, за ними тут же последовали еще 5 тысяч. Это был первый случай нарушения действовавшего на тот момент правила, что в концлагеря должны отправляться только взрослые и работоспособные еврейские мужчины, и Лишка с Хагеном сделали все возможное, чтобы исключения для детей и женщин перестали быть исключениями.
На процессе Лишка получил 10 лет тюрьмы, Хаген - 12, а Хайнрихзон - 6, что для массовых палачей отнюдь не так много, однако для родственников жертв более важен был сам факт осуждения нацистов.
Другой процесс, которого добилась чета Кларсфельд, был процесс над оберштурмбанфюрером СС Эрнстом Элерсом, главой службы СД в Бельгии, виновным в депортации 25 тысяч бельгийских евреев и цыган в Освенцим, так что его называли "окончательным решателем еврейского вопроса Бельгии", а также его заместителем Константином Канарисом (племянником шефа абвера Вильгельма Канариса), уполномоченным по делам евреев Куртом Аше и Карлом Филитцем, руководителем СД Антверпена. Все они жили, не скрываясь, в Германии под своими настоящими фамилиями, и потому Кларсфельдам удалось их всех разыскать.
Во время службы в Бельгии Элерс отличался особой жестокостью и, в отличие от коллег из Франции, сразу начал посылать в газовые печи Освенцима еврейских детей.
После войны он преспокойно проживал во Фрайбурге-Эльбе, работая там судьей Административного суда Шлезвига и членом правления этого суда, в котором служило много бывших нацистов. Этим объясняется и тот факт, что когда Центральное управление по расследованию нацистских преступлений в Штуттгарте по требованию Кларсфельдов послало запрос в Шлезвиг, не тот ли это Эрнст Бое Элерс, который руководил бельгийским СД, начальник Элерса отрицал этот факт. Однако интенсивные расследования Кларсфельдов подтвердили его идентичность. Но юстиция Шлезвиг-Гольштейна, вся нашпигованная бывшими нацистами, ни в какую не хотела начинать расследование и годами тянула с этим методом затяжек и проволочек. Только когда из Центрального управление по расследованию нацистских преступлений в прокуратуру Киля были посланы результаты собственных расследований (52 тома!), а Кларсфельды предали дело гласности, оно наконец сдвинулось с мертвой точки, однако и после этого прошло еще целых пять лет, пока началось предварительное расследование дела. Только в 1974 году Элерс был отправлен на пенсию (после этого ему выплатили еще полмиллиона марок!), а в феврале 1975 года, через 30 лет после конца войны, прокуратура Киля предъявила ему, Канарису, Аше и Филитцу обвинение. После этого прошел еще год судебных проволочек, пока в феврале 1976 года Земельный суд Фленсбурга, где работало много коллег и знакомых Элерса, отказался открывать судебный процесс на совершенно смехотворном основании: оказывается, совершенно невозможно доказать, что обвиняемые знали, куда именно отправляются депортированные ими евреи, а потому и их осуждение маловероятно! Напомню, речь шла не об исполнителях, а о главарях СС и СД в Бельгии.
Но покровители нацистских палачей снова недооценили хватку Беате! В мае того же года она привезла с собой в Шлезвиг бельгийских евреев, родственников жертв Холокоста, а заодно и операторов бельгийского телевидения. Они взяли квартиру эсэсовского палача Элерса в осаду, а некоторые из них залезли на крышу дома и вывесили оттуда плакат: "Здесь безнаказанно живет палач 25 тысяч бельгийских евреев". Благодаря бельгийским операторам эти кадры обошли весь мир. 1 марта 1977 года по требованию прокуратуры Верховный суд Шлезвига забрал дело из Фленсбурга и передал в Земельный суд Киля. Обвиняемые оспорили это решение в Конституционном суде, так прошли еще почти целых три года, пока жалоба была отклонена Конституционным судом, а потом еще год до начала нового суда. Этот суд должен был начаться 26 ноября 1980 года, а 4 октября Элерс покончил с собой. На суде Канарис и Филитц были оправданы "за недостатком доказательств" (видимо, 52 томов оказалось мало!), а Курта Аше,
Курт Аше
заявившего, что он только выполнял приказы Элерса и понятия не имел, куда это увозят арестованных им евреев, пригорили к 7 годам тюрьмы.
Депортированные в газовые камеры бельгийские евреи
http://onlinestreet.de/strassen/schild/Ernst-Ehlers-Str..2.png" />
Табличка с названием улицы Эрнста Элерса в Люнебурге. В родном городе Йозефа Менгеле Гюнцбурге есть улица Карла Менгеле, улица Алоиза Менгеле и детсад имени Руфь Менгеле, речь идет о двух братьях и сестре "доктора Смерть", палача и садиста Освенцима, с которыми он сохранял теплые отношения и у которых он прятался некоторое время; все трое - почетные граждане города.
Я так подробно описываю ход этого дела для того, чтобы показать, что хваленная денацификация Германии после войны проводилась лишь благодаря усилиям американских, британских и французских оккупационных властей, власти же самой Германии, как и ее население, усиленно противились этому процессу на всех уровнях. Более 18 долгих лет Холокост упорно замалчивался в Германии; лишь с началом трех "процессов Освенцима" в 1963 году стала печататься первая информация об этом. В 1978 году вышел американский фильм "Холокост: история семьи Вайс" с Мэрил Стрип, это был первый фильм о Холокосте, показанный в Германии. В 1979 году президент Вайтзеккер впервые упомянул Холокост в своей речи 8 мая. Лишь с этого момента заработала целая индустрия освещения Холокоста, причем чем дальше он уходит в историю, тем больше и подробнее освещается, порой просто навязая в зубах и в ушах немцев (не случайно тот же Бродер только что выпустил очередную книгу под провокационным названием "Забудьте Освенцим", где описывает нынешний бренд на Освенцим как "диснейленд смерти"). Поэтому чтобы в те годы осудить даже самых отъявленных нацистских палачей, понадобилась многолетняя упорная работа и колоссальная смелость и настойчивость таких людей, как Беате Кларсфельд, а пересчитать их можно буквально по пальцам.
Еще одной "жертвой" Беате Кларсфельд стал видный деятель СвДП Эрнст Ахенбах, в свое время также ответственный за депортации евреев, в 50-е годы входивший в нацистствую "группу гауляйтеров" внутри СвДП, а в 60-е-70-е годы сделавший головокружительную карьеру: он руководил фракцией СвДП в ландтаге Северного Рейна-Вестфалии, затем стал заместителем председателя фракции (правившей тогда вместе с социал-демократами) СвДП в Бундестаге. Параллельно с основными обязанностями Ахенбах был главным лоббистом бывших нацистов и эсэсовцев, именно он три года тормозил ратификацию соглашения с Францией о выдаче нацистских преступников (того самого "закона Кларсфельд", к ратификации которого он был приставлен), пока французы не устроили Гельмуту Шмидту настоящий скандал по этому поводу. В 1976 году правительство Шмидта собиралось отправить его своим представителем при ЕС в Брюссель, но Беате Кларсфельд вновь подняла шум, и карьера бывшего нациста и многолетнего покровителя нацистов Ахенбаха на этом, наконец, закончилась.
В 1984-1985 гг. Беате и Серж инкогнито путешествовали по Чили и Парагваю с целью выследить нацистских преступников Вальтера Рауффа и Йозефа Менгеле. В 1986 году Беате была в Бейруте, добиваясь от ливанских властей, чтобы они арестовали ее, освободив вместо нее израильских заложников. Затем она начала борьбу за депортацию во Францию правой руки Эйхмана и палача сотен тысяч жертв Холокоста, руководителя специальных отрядов СС, занимавшихся депортациями евреев из Вены, Берлина, Греции, Франции и Словакии в лагеря смерти Третьего рейха, гауптштурмфюрера СС Алоиза Бруннера, бежавшего в Сирию с огромным количеством золота и других ценностей, конфискованных им и его подручными у депортитрованных ими еврейских семей, и скрывавшегося в Сирии все послевоенные годы. Бруннера неофициально называли даже "отцом сирийских спецслужб".
Сирия Бруннера не выдала, но благодаря Кларсфельд он был осужден во Франции заочно к пожизненному заключению. Франция не смогла добиться его выдачи, однако Моссад дважды присылал ему по почте заминированные пакеты. В 1961 при взрыве одного из них Бруннер лишился глаза, а в 1980 — четырёх пальцев на левой руке. Когда он умер и умер ли вообще, до сих пор точно не известно.
В 1979 году Серж и Беате основали «Ассоциацию сыновей и дочерей депортированных евреев Франции» (фр. «Association des fils et filles des déportés juifs de France»). Помимо Барби с Лишкой, им удалось представить французскому суду таких нацистских преступников как:
- Рене Бускет, один высших официальных лиц профашистского режима Виши,
один из тогдашних руководителей французской полиции, прославившийся среди прочего одной из самых крупных массовых облав, согнав многие тысячи евреев на парижский стадион Vélodrome d’Hiver; после амнистии 1958 года занимал многие руководящие посты во Франции, крепко дружил с Франсуа Миттераном и поддерживал его политическое выдвижение; лишь после того, как Серж Кларсфельд в середине 80-х раскопал многие доселе скрывавшиеся детали его военных преступлений и подал на него в суд за преступления против человечности, дело Бускета было рассмотрено заново (хотя, как водится, с большими затяжками) и попало в суд в 1991 году; только в этот момент Миттеран заявил, что прерывает свои отношения с Бускетом, а за кулисами продолжал всячески затягивать рассмотрение его дела; все это кончилось тем, что в 1993 году Бускет был застрелен неким не то мстителем, не то, как поговаривали некоторые, человеком Миттерана, позднее признанным невменяемым и помещенным в психиатрическую больницу;
Бускет (крайний справа в меховой шубе) рядом со штурмбанфюрером СС Гризе в 1943 году в Марселе обсуждает план очищения Портового квартала от евреев.
- Жан Лего, как и Бускет, ответственный за депортации французских евреев;
- Поль Тувье - французский коллаборационист, глава разведки вишистской милиции, активный участник и организатор депортаций евреев в лагеря смерти. С 1944 года скрывался от правосудия в отдаленных католических монастырях. Характерно, что этот подонок, осужденный судом Лиона в 1946 году к смертной казни за измену и военные преступления, пойманный и вновь бежавший в 1947 году, не отсидев ни одного дня, был заочно помилован добреньким президентом Франции Жоржем Помпиду в 1971 году, однако даже после этого он не перестал скрываться. В 1973 году Лионский суд заочно обвинил Тувье в расстреле 7 французских евреев 29 июня 1944 года. 24 мая 1989 года Тувье был арестован в монастыре в Ницце. Так как по французским законам президент может помиловать любого, кроме виновного в преступлениях против человечности, 20 апреля 1991 года 76-летний Тувье был признан виновным именно в преступлениях против человечности, чтобы обойти возможное президентское помилование со стороны Миттерана, и приговорён к пожизненному заключению. На похороны Тувье явились около 400 французских антисемитов. Католический священник произнес оправдывающую покойного речь и посетовал на очернение его имени средствами массовой информации.
- Морис Папон, начальник полиции Бордо, в годы войны охотившийся на участников французского Сопротивления и также отправивший в лагеря смерти тысячи евреев. Этот мерзавец не только благополучно избежал наказания, но и уже после войны сумел получить Орден почетного легиона (!) и занимать высшие посты: в 1958—1967 - префекта полиции Парижа, а в 1978—1981 гг. — министра бюджета Франции (!!!). После разоблачения в 1981 году Папон бежал за границу, затем возвращён во Францию, а в 1998 году в 88-летнем возрасте осуждён за военные преступления на 10 лет (из коих отсидел лишь 4) и лишён Ордена Почётного легиона. Характерно, что этот человек до конца своих дней не выказывал ни малейшего раскаяния и до конца жизни гордился своими "деяниями на пользу Франции", о чём заявлял публично. Поговаривают, правда, что погорел он не на истреблении евреев в годы войны, а на кровавом подавлении арабских бунтов в Париже в 1961 году, когда сотни поджигавших Париж и мародерствовавших арабов были избиты дубинками и сброшены в Сену. Позднее, когда арабы стали диктовать во Франции повестку дня, эти действия назвали "парижским погромом".
Окончание
Journal information